Мне нравится, когда отношения с детьми приравнивают к отношениям с любимым человеком. Но хочется всё время добавить, что любовь-то бывает разная, а вид её зависит от степени эмоциональной зрелости. Недоросшие до любви отношения застревают то на стадии влечения, то влюблённости, то зависимости… Педагогику (её прошу отделять от учительства!) я понимаю примерно так же. Для того, чтобы стать профессионалом, нужно сначала увлечься, затем влюбиться, потерпеть и через какое-то количество этапов перейти к любви — знанию, пониманию, принятию и разумному определению свободы. Но как пройти этот путь без боли?

Жажда взаимности — самое серьёзное сейчас испытание для меня. Личная деформации в преподавании обычно рождается из привычки к привлечению внимания. Педагог должен быть эффективным лидером, это правда, но это требует усилий. Довольно мощных. Поэтому хочется компенсации в конкретном эквиваленте — внимания, причём не только во время занятий. За последние полгода я поработала с десятком, наверное, групп подростков. Хорошие, замотивированные, умные, с ними интересно. Но трудно принять, что для большинства из них ты — человек случайный. Они, участники процесса, могут испытывать к тебе симпатию, слушать, уважать, но они живут в таком насыщенном информационном поле, что твоя фигура легко теряется. Особенно если ты ещё не дорос до той самой любви. Отпускать их очень сложно и грустно. Похоже даже на вселенскую тоску.

Повышенный тонус в постоянном измерении самооценки — противоположность тоске. Невидимые искусители шепчут на ухо разнополярные вопросы: «Насколько легитимно твоё преподавательское положение? А ты уверена в том, что говоришь им? А ты сама давно чему-нибудь училась? Что это они тебя не слушают? С ума они сошли, что ли?»

Но и настройка эта даётся нелегко. Могу — не могу, имею право — не имею… И вроде бы наедине с собой вопрос самооценки можно решить, но эти дети вечно расшатывают её своим поведением!

Когда удаётся выйти из собственного сумрака, взгляд упирается прямо в них — в детей. Можно испытывать разные чувства и эмоции, но очень трудно удержаться от сравнения себя с ними. Сравнение ведёт по двум путям. Первый неизбежно завершается утверждениями типа «А я в этом возрасте…», второй оставляет наедине с вопросом «А зачем я вообще им нужна? Они и так успешны, красивы, умны и знают больше». Испытание этим сравнением может закончиться быстро, если определить свою гибкую, универсальную роль в жизни подрастающего поколения, а может длиться вечно, но в любом случае оставит на память странное восприятие собственного возраста. И тут есть риск либо катиться в детство, либо усилить разрыв, искусственно набавив лет жизни.

О чём ещё не сказала? Ну вот хотя бы о том, что очень часто хочется стать немного родителем для тех, кто пришёл к тебе на занятия, особенно если заметно, что кому-то из детей любви не хватает. Такая подмена точно приведёт к личной трагедии. Или о том, что часто не хватает мужества казаться нормальной, слабой — проще быть неуязвимой, мудрой такой, на облаке. Я всё могу, я всё знаю, вы тоже такими будете, но потом. Бред! Иногда накрывает одиночество: как бы приятно вы ни общались, они — группа, а ты — отдельный элемент, абсолютное меньшинство. А ещё каждое занятие требует подготовки и продолжения. Рабочее время уходит в бесконечность. Начинаешь уговаривать себя, что не такое оно и рабочее, что это все по любви и балансируешь на границе между отстранённостью и полным погружением.

Страх — то ещё испытание. Но он уже не имеет прямого отношения к преподаванию. А разговоров о педагогическом счастье всё-таки должно быть больше, чем об испытаниях: счастливому человеку не так страшно.