Двор был большой, безлюдный, черно-желтый. Пахло бензином и кошками. Анечка разрешила себе ступать по колотому асфальту полной стопой, чтобы скорее попасть в арку, а через нее – на берег канала. Шаг, три, пять, только бы никто не вошел во двор через другую арку. Что-то холодновато для августа. Семнадцать, девятнадцать, в арке точно никого нет, а вот и блестки на глянце воды ночного канала.
Анечка положила руки на чугунную перекладину ограды: холодная. Перед ней стояла громадина Спаса – каменного цветка на месте гибели императора, господи, надеюсь, в городе есть ночные дежурные полицейские? За ее спиной кто-то сипло захихикал. Анечка не обернулась, накинула капюшон и пошла по набережной. «Чаю бы», – подумала она, подходя к Проспекту, – хоть бы в «Гранд-столовую» зайти, что ли». «Ну нет, – быстро ответила она своей мысли, – кто сейчас сидит в круглосуточной дешевой столовой? Пьяные, легкомысленные, гулящие. Терпи до дома». На углу она остановилась и скинула капюшон.
Проспект выглядел почти как днем. В обе стороны вдоль него шли расслабленные веселые люди, в обе же стороны по проезжей двигались машины. Разница была только в освещении – опять это черно-желтое; но в целом выглядело симпатично, и Анечка уговорила себя спуститься в подземку. Серо, сыро и пусто.