рассказ
МЫЛЬНЫЙ ПУЗЫРЬ
Когда её спрашивали, из-за чего они расстались, она не могла сказать, что все дело было в мыле. Хотя и она точно не знала, в чем было дело, потому что отношения прекратил он. Но ведь спрашивали, и нужно было что-то отвечать, и она говорила, что обнаружилось непримиримое противоречие. Эти слова вызывали в спрашивающих сочувствие, и ей становилось не так обидно.
А на самом деле было ужасно, ужасно обидно.

Первая ночь, которую они провели вместе, была ночью новогодней. И он, и она, поздравив родственников - навестив старые свои места жительства - решили, что продолжать надо в новой компании, молодой, свежей, отчаянной. Это была их общая компания - дружественное древо, сплетенное прошедшей осенью из ветвей разных симпатичных знакомств. Они оба появлялись в компании регулярно, с интересом посматривали друг на друга, однажды сидели рядом и болтали, но ничего особенного - до той первой ночи в первый день года.

О том, что в известной квартире будет новогодняя вечеринка, все договорились заранее и стекались туда с десяти вечера тридцать первого декабря.

Он пришёл в два часа ночи, когда были ещё в компании не сильно пьяные люди и можно было даже поговорить. Она позвонила хозяину около четырёх, когда две трети гостей уже разлеглись на диванах и на полу, и оставшаяся треть во главе с хозяином, хихикая, искала в горе обуви в прихожей свою, чтобы продолжить праздник на улице.

Без четверти пять они встретились на людном участке проспекта возле станции метро. Она заметила высокого хозяина издалека - он махал ей болотного цвета бутылкой - и неуверенно, неровно пошла навстречу: два бокала вина украли твердость шага. Он шёл рядом с хозяином и громко смеялся. С ними был ещё кто-то незнакомый, или смутно знакомый, но, заметив её, остановился, протянул руку поочередно каждому и медленно ушёл в противоположном направлении.


Она немного повисела на шее у обоих:
- С Новым годом! Как я рада вас видеть!
Хозяин отвечал мурлыканьем и обращался к ней ласкательно. Он же просто сказал: "Спасибо". И ладони его задержались на её спине.
- Кит, а кто это был? - спросила она хозяина.
- А это Пашка. Честно говоря, я не понял, почему он ушёл, ну да пусть. Двинем на площадь?
И они двинули. Кит курил сигару и рассказывал анекдоты. Он хохотал через раз, перемежая хохот с быстрыми взглядами в её сторону.
- Давай сумку возьму?
У неё с собой были туфли, тёплая кофта и настольная игра.
Она обещала себе, что ночь будет долгой.
На площади все было усеяно, утоптано, замусорено. Сверху сыпались искры салютов, снизу кричали и пищали дети и собаки. Было неуютно, хотя и празднично.
- Понятно все, - выдохнул Кит и затоптал обрывок сигары. - Пошли к ракете.
Ракета - часть старой детской площадки в глубинах брежневских дворов. Они встречались там иногда в тёплое время - покурить, посудачить, выпить, просто полежать на траве, послушать истории Кита про путешествия автостопом. В новогоднюю ночь площадка была снежна и пуста. С ракеты - ржавой конструкции, когда-то бывшей горкой - свисал дешевый серпантин, а возле нижней ступеньки лестницы валялась пустая бутыль от шампанского.

Кит уселся на скамейку, достал из одного кармана новую сигару, из другого - маленькую бутыль болотного цвета.
- Ну что, за Новый год?
Они гоняли сигару и бутыль по кругу, не успевая вставить ничего значительного между глотками и затяжками. Глотки согревали, бодрили. И вдруг она почувствовала, что пора лететь.
- Стой, возьми мою руку! - он оторвался от сигары, увидев, что она ставит ногу на третью от земли ступеньку ракеты-горки.
Она ухватилась руками за перекладину над ней, подтянула вторую ногу и захохотала.
- Скучно на земле, полетели в космос!
Он обхватил её за талию и снял с ракеты. Она не сопротивлялась и руку оставила в его руке. На всякий случай.
- Шесть утра, пора искать ночлег, - подозрительно трезво напомнил он.
- У меня места нет, извините, - гости на полу разлеглись, ступить некуда, - виновато сказал Кит.
- Мы, наверное, ко мне тогда, - он посмотрел на неё. - Замёрзла?
Она кивнула.
- Так едем?
Она ещё раз кивнула и улыбнулась.
- Вот и славно, - Кит достал сигарету, и они пошли на проспект ловить машину. Её рука все ещё грелась в его руке.

Через пятнадцать минут были в его квартире. Она знала, что он живёт один, но не представляла, что в быту он так аккуратен, будто ведёт его с чьей-то подсказкой. Чистый пол, ровные ряды обуви в прихожей, приятный запах. Что-то цветочное.
Она улыбалась, пока он стягивал дубленку с её плеч.
- Ты будешь что-нибудь есть?
- Нет, ну какое там.
- Тогда я пойду постелю. Ванная по коридору налево.
Она смотрела в зеркало недолго. Уставшее от фейерверков и вина лицо само себе не очень нравилось. Все, что требовалось сейчас, - освежить его водой.
Они столкнулись в коридоре, когда она пошла искать его в одной из двух комнат.
- Я постелил тебе отдельно, - глухо начал он. - Но, может, ты хочешь лечь со мной?
- Да.
Он оторвал её от пола и унёс в спальню.

Семь первых дней нового года прошли, как семь дней творения. Через ночь она оставалась у него; уезжала домой для того только, чтобы сменить обстановку и понять, насколько лучше сейчас быть там, в светлой спальне с большим одеялом, под которым можно ловить его тёплую ногу. В спальне, как и во всей квартире, пахло чем-то цветочным. Они нежились под одеялом, изредка выходя на кухню, чтобы распить молочный улун и доесть что-нибудь прошлогоднее. Пару раз заказывали еду, однажды сообразили яичницу.

На пятый день она возненавидела суши и пиццу.
- Давай сделаем салат? - она собрала волосы в хвост и открыла холодильник. На салат набиралось. - Есть у тебя большая салатница?
Он поцеловал её в шею и вышел в коридор. Пока она мыла овощи, шуршал и гремел в кладовке. Вернулся с огромной прозрачной миской.
- Подойдёт?
- Идеально! - она ополоснула посудину и сбросила на стеклянное дно ломти огурца.
Он усмехнулся.
- Я не доставал ее с тех самых пор - надеюсь, ты не обидишься, - как здесь в последний раз была женщина.
Она сбросила в салатницу ломти помидора.
- Давно ты один?
- Уже год.
Она знала, что он даже когда-то был женат, но недолго. Теперь шла речь явно не о жене, но это было неважно.
В последний день январских каникул они готовились засыпать не вместе. Жаль было расставаться с этой зимней бездельной негой. Они даже одеяло не стали ворошить, чтобы не расстраиваться, просто легли поверх и гладили друг друга по рукам, спине и бёдрам. Потом встали, оделись и вышли в темень снежного вечера: он провожал её до метро.
- Когда мы увидимся теперь?
- А когда ты хочешь?
- Ну… Послезавтра?
- Извини, я не смогу уделить тебе вечер, - он отвёл глаза. - Я привык много бывать один.
Она погладила его по плечу и поцеловала так, чтобы не успел соскучиться при любом раскладе.

Дважды в неделю она приезжала к нему, чтобы окунуться в цветочный аромат, выпить большую чашку молочного улуна и заснуть на большой кровати, чувствуя под одеялом его тёплую ногу. Дни встреч не были определены, и она всегда была наготове: держала в сумке толстобокую косметичку с полным набором всего необходимого для макияжа "на работу", чистое белье и духи. Зубную щетку для неё поставили в стаканчик в ванной в первый же день творения. Возле этого стаканчика он держал средства для бритья. Она любила этот запах с древесным оттенком и каждый раз, заходя в ванную, открывала флакончик с лосьоном, жмурилась от удовольствия и думала, что нет в мире лучше запаха, чем этот.

Как-то в воскресенье, держась за руки, бродили по торговому центру. В обувном он застыл возле ряда домашних тапочек.
- Если я куплю такие, ты будешь носить их у меня?
Она запунцовела.
- Конечно! Такие удобные, симпатичные.
Они принесли к нему домой эти тапочки. Через неделю цветные шаровары, которые она взяла с собой, чтобы переодеться, остались на полке шкафа в его спальне ожидать следующего её визита.

В один из рабочих вечеров они встретились у метро и взялись за руки.
— Зайдём в магазин?- улыбнулся он. — Хочется шикарного вечера!
Она тоже улыбнулась и засияла глазами. В супермаркете купили дорогое шампанское, французский сыр и клубнику. Дорогую зимнюю клубнику.
Пили, ели, смотрели прямо - глаза в глаза, ловили под столом ноги друг друга.
- Куда пойдём в выходные? - спросила она, откусывая от небольшого ломтя сыра крохотный кусочек.
- Не знаю, я не думал ещё.
- Может, на каток? - она склонила голову направо.
- Давай на каток! Давно не был.
Она доела сыр и посмотрела на него очень прямо. Он ответил ей коротким взглядом, подхватил на руки и унёс в спальню.


Так прошёл январь, и ей мало чего хотелось более, чем бесконечного безделья в его объятиях.
Она никак не могла вспомнить, удавалось ли ей в прошлой жизни быть такой счастливой, как сейчас, когда она вечером, ускоряя шаг, чтобы не заморозить коленки, захватывая варежкой лёгкие снежинки, шла от метро к его дому. Косметичка ещё больше распухла: там теперь лежали и средства для ухода за собой. Иногда она успевала - когда получше сдерживала нетерпение ожидания скорой встречи - зайти в магазин за чаем, печеньем или фруктами. Это было лишним - он всегда готовил ужин, когда ждал её, - но хотелось принести в этот дом что-то кроме самой себя и своей косметички.

Однажды вечером она принесла свое любимое овсяное печенье. Он коротко поцеловал ее, стянул шубу с плеч и молча ушёл на кухню. Шипящая сковородка в контроле не нуждалась, и он сел на табурет, занялся телефоном.
- Все в порядке?
Он ответил не сразу - продолжал что-то писать. Закрыл вкладки, подскочил к плите:
- Да, да, мой руки, почти готово.
Она успела заметить, что, потянувшись за тарелками, он снова открыл браузер в телефоне. Когда она вернулась из ванной, тарелки были уже на столе, газ на плите молчал, сковорода молчала. Он набирал сообщение.
- А что на сковородке? - нарушила она тишину.
- Я сам!
Он подскочил, усадил её за стол и разложил по тарелкам картошку, поджаренную с индейкой. Вечер прошёл, как обычно.

По воскресеньям они просыпались поздно: январская нега догоняла и в феврале. Торопиться было некуда, они подолгу не вылезали из кровати, делясь воспоминаниями и планами.
Но в один из таких дней он подскочил рано.
- Вспомнил! Работу не сделал. Извини, пожалуйста, - чмокнул её мимо губ, натянул домашнюю одежду и раскрыл ноутбук.
Она пожала плечами. Вышла на кухню, заварила чай, посидела в задумчивости и решила, что можно и в магазин сходить: обедать совершенно нечем.
- Я в магазин! Что купить? - крикнула в комнату.
- Овощей, пожалуйста! И сидра!
- Хорошо! Скоро вернусь.
Он вышел в коридор и положил ей на ладонь ключи от квартиры.
- Сама откроешь, хорошо?
Она медленно пошла в сторону метро, зашла по пути выпить кофе. В супермаркете передвигалась тоже медленно, подолгу рассматривая крупы, молочку, фрукты. По направлению к овощам вспомнила: вчера вечером закончилось жидкое мыло. И на полке с хозяйственными товарами нашла то самое - с цветочным запахом, который заполнял всю квартиру. Покидала в корзину ещё чая и печений, быстро расплатилась и побежала к нему. К нему!

А он как будто с места не вставал. Она сняла сапоги и заглянула в комнату - даже не посмотрел на неё. Она тихо прошла на кухню. Разложила все по полкам и шкафчикам, заглянула в ванную и поставила возле раковины бутылочку с цветочным мылом. Улыбнулась себе в зеркало: "Молодец!"
Он пришёл на кухню минут через сорок серьёзный, заспанный. Чего-то не хватило ему прошедшей ночью. Или во всей неделе. Или во всей жизни?..
Она не спрашивала ни о чем, просто подошла к нему, прижалась бедром. Он обхватил её талию одной рукой.
- Ну как, поработал?
- Да, немного ещё осталось.
После обеда она мыла посуду, напевая, думала о том, что хорошо бы вечером выйти пораньше, пройтись до метро длинным путём…

Дверь в ванную захлопнулась и через пару секунд открылась. Он влетел на кухню.
- Ты купила мыло? - холодные глаза искали ответ на её лице.
- Да, а что?
- Зачем?
Ей стало не по себе, и она отвернулась. Губы задрожали.
- Чтобы было… Новое… Вчера закончилось…
Он не ответил и ушёл в комнату. Пораньше они не вышли, но по дороге к метро привычно держались за руки.

С того дня что-то пошло не так.
Она все ещё думала преимущественно о том, чтобы дважды в неделю, обнимая пухлую косметичку, лететь в его квартиру, где на полке шкафа лежали её шаровары. Но чувство вины, рождённое под холодным взглядом, не оставляло, и она приходила теперь в его квартиру с пустыми руками - боялась опять купить что-нибудь не то.
Он, как всегда, встречал её поцелуем, кормил ужином, относил в спальню. Помог выбрать планшет для её мамы. Утешил, вытер все слёзы, когда она пришла к нему, расстроенная из-за конфликта с начальником.

Но она чувствовала, что это уже не то, что было в январе, когда нега размягчала и душу, и тело, он все время улыбался и жадно смотрел на неё.

Она поняла, что больше не нравится ему. Но ни о чем не спрашивала и ничего не предлагала.
День очередного свидания сильно отдалялся от дня последнего. Она ждала приглашения, но не получала, и мучалась от напряжения по утрам, собирая сумку, где все ещё надеялась за компанию с ней пухлая косметичка. В конце концов не выдержала и написала ему.
- Может, встретимся сегодня?
- Извини, мы с Китом договорились. Мне нужно выпить.
Она немного подумала.
- Я должна это принимать на свой счёт?
- Нет, что ты. Я напишу тебе завтра.
Написал через два дня, предложил встретиться у метро. Она обрадовалась, накрасила губы чуть ярче обычного и купила его любимый чай.
Он не поцеловал её при встрече.
- Привет!
- Привет.
- Идём? Холодно!
Он поставил ногу на нетронутый участок февральского снега и сильно припечатал подошвой белое полотно. Остался четкий след - четыре ромба и шесть косых полос.
- Я не хочу продолжать наши отношения.
Он поднял на неё глаза, и, прежде чем она перестала различать черты его лица, любимого лица, которое она целовала столько раз, лёжа рядом с ним, она заметила серый оттенок кожи под глазами и на щеках. Взгляд был ещё более холодным, чем тогда, на кухне, когда шёл разговор о напрасно купленном мыле.
- Хорошо… - Медленно произнесла она, поправляя на плече сумку. - Спасибо за честность.
- Тебе спасибо!
- Ну, пока.
- Пока!

Неровной походкой она пошла в сторону метро. Спустившись на платформу, поняла наконец, что произошло, вспомнила цветочный запах, большую кровать, молочный улун, его тёплую ногу под большим одеялом и заплакала.
Было жалко себя и красивой январской неги.
Было жалко, что цветастые шаровары остались в шкафу, что купленные для неё тапочки теперь будет надевать кто-то другой, что его рука больше не коснётся щеки, чтобы утереть слезы, нога не найдёт под столом её ногу, и никогда больше не будут они лежать в обнимку и делиться воспоминаниями и планами…
Ругать никого не хотелось - ни его, ни себя. Хотя чувство вины за покупку проклятого мыла не покидало.

- Надо же, - рыдала она уже в своей квартире, запивая горе красным полусухим. - Из-за того, что я раскрыла секрет цветочного запаха и поставила в ванной новую бутылку жидкого мыла - оставить меня одну, в такую холодную зиму, которая неизвестно когда кончится… И как я теперь в эту компанию пойду… Не пойду больше. Надо написать Киту.
Она рыдала ещё долго, никому не писала и не звонила.
Она была уверена, что все понимает правильно, поэтому не спешила задавать вопросы ни себе, ни - запоздало - ему.
Даже у Кита ничего не стала спрашивать. Вино закончилось, она уснула, а наутро, с трудом освободившись от мрачной похмельней тяжести, разобрала толстую косметичку и выложила из сумки белье.
И даже когда чувство обиды оставило её, она продолжала думать, что все поняла правильно.

Август 2018
Made on
Tilda