Я слушаю Веру Федоровну и обалдеваю. Такой красивой женщине с сильнейшим достоинством и сногсшибательной внутренней дисциплиной никак нельзя намекать на возраст. Даже врачу. В день обхода она не спала с четырех утра, накрасила глаза, надела кофту с длинным рукавом, чтобы прикрыть руки (кожа, видите ли, некрасивая), и могла бы хоть с виду быть абсолютно здоровой, если бы не выдавали тихие вздохи от боли и неровная, тягучая походка.

- Представляете, - обращается она ко мне, - я никогда не думала, что стану полным инвалидом.
- Да вы что! - вскидываюсь, - Не наговаривайте на себя!
- Меня сюда на каталке привезли. Я не спала два с половиной месяца, кричала от боли, не могла ходить - я же на одной ноге осталась. Представляете? За два месяца я превратилась в старуху.

Вера Федоровна запахивает мягкий розовый халат и аккуратно укладывает голову на ортопедическую подушку.

Мне кажется, что нет теперь для меня человека ближе, чем эта дама в розовом халате, и дело не в том, что наши койки стоят напротив.

Причин для близости много. Когда ей больно, я слышу ее стоны лучше других, когда у меня температура, она видит мое лицо первой. Мы друг другу главные болельщики сейчас: я поддерживаю жизнь без боли, она - жизнь без температуры. Мы одинаково требовательны к себе - я в день обхода тоже после утренней температурной переклички понеслась мыть голову. Схоже разборчивы в еде. Долго собираемся с мыслями перед тем, как выйти в коридор поприставать к врачам. Она преподает французский - почти коллега, значит.

Но главное - мы думаем об одном.

- Понимаете, - шепчет Вера Федоровна в полутьме, чтобы не разбудить нашу соседку, - я разобралась в своей болезни и знаю, что боль не уйдет. Муж мой думает, что я сейчас выпишусь, приеду на дачу, и мы пойдем по лесу, пойдем по заливу, как и всегда. А мы не пойдем.

И я понимаю.

Потому что я тоже за короткий срок (ну ладно, за год) превратилась в очень слабое создание и все время думаю о том, что не будет уже так, как раньше. Что я не восстановлюсь до того состояния, в каком пребывала пару лет назад, какое позволяло много работать, разъезжать, гулять, танцевать, общаться.

Очень нас с ней роднят.

Болезнь и старость; болезнь и хрупкость; хрупкость и старость. Молодость и болезнь. А дальше сочетать не получается. Я перебираю слова, как будто пытаюсь какие-то границы провести между понятиями. А их нет!..

И это страшно.