В полночь я, как вор, иду в душ. А когда возвращаюсь, вижу в палате нового человека. Человека с тяжёлым заболеванием. Девушка. Девочка. Тонкая, бледная, без волос...
- Здравствуйте!
- Здравствуйте...
Мне становится не по себе, я напряжённо завершаю приготовления ко сну и укладываюсь под одеяло.
- Извините, а как тут вызывать?
Девочка тянется к панели с кнопкой вызова, но не знает, куда нажимать. Я показываю:
- Вот, большая, слева...
- Спасибо!
Снова утыкаюсь в телефон.

- Ай!
Я поднимаю голову и вижу - она тянется к маленькой лампе на стене, ищет кнопку, обжигается. Наверное, чувствует она себя не то что бы плохо, но хочет поскорее выключить свет и лечь спать.
- Извините, а как его выключить?
- А вот клавиша большая, - говорю. И чувствую, что глаза мои позорно стекленеют.
Она гасит свет, я гашу свет, привычная тишина. Теперь нас в палате трое - и это вот уже непривычно, волнительно. Теперь внимания от врачей и сестер на всех нас будет больше...
Утро, как всегда, наступает рано. Я следую привычному порядку действий: пробуждение, измерение температуры, ожидание, чтение, покорное подключение к капельнице, ожидание, чтение, переодевание, завтрак. Но все не так, как обычно: я вижу новую соседку и чувствую, как тайна ее прибытия щекочет сознание.
После завтрака заходит доктор Белла: девочку будет вести она. Я никогда не слышала, как врачи допрашивают пациентов, и не уверена, что добровольно согласилась бы послушать. В голове мелькнуло, что меня здесь быть не должно, пока врач и пациент общаются. Но как же не должно, если я у себя в палате.

Голова закружилась через пару минут. Восемнадцать лет, прилетела ночью из Барнаула, одна, друзей в Питере нет. Интернет - нет интернета, а надо как-то обратиться в фонд, хорошо, доктор подумает. Да, знает, чем болеет, да, врачи говорили с ней о перспективах.
- А знаете, почему вас направили именно сюда?
- Да, препарат... - тихо звучит в ответ из-под шерстяного одеяла.
И далее осторожные вопросы один за другим.
- Насколько открыто я могу говорить с вами о проблемах?
- Говорили с вами доктора о трансплантации?
- Есть у вас братья и сестры?
- Приедет кто-нибудь из родственников?

Они как будто хотят быть убедительнее и заручиться согласием пациентов, чтобы не слышать сомнений, вопросов, претензий, не дай бог, не получить сопротивление...
А девочка настолько устала, что не может сопротивляться. Два курса химии она уже прошла. А про непробиваемость плохих клеток крови ей только что объяснили.

Длинный разговор врача с девочкой почти превратил меня в статую. Спокойный, решительный ужас происходящего облекает живую материю в камень. Я предпочла бы этого не слышать, но рада, что слышала. Хочется вытащить собственный щит и уйти в себя, но...

Девочка лежит под двумя одеялами и молчит. Минут десять назад из коридора неаккуратно прилетели слова заведующей, сказанные по телефону: "Ночью девочка приехала из Барнаула, никакущая, столько бластов в крови..." В этот момент я посмотрела на неё - глаза открыты. Она слышит. Я злюсь, открываю окно в палате и захлопываю дверь, чтобы распущенные фразы не летели к нам, и начинаю снова перебирать в голове молитвы, которых никогда не знала.

Пусть болезненная полночь девочки из Барнаула разрешится солнечным утром.