Сочельник, или Размышления в двадцать пятом трамвае


Кто боится толпы и пустынных комнат,
Тот себя никогда и нигде – не помнит.
Кто вот так пограничен - в толпе не вечен,
Выползает из дома уже под вечер:
Вечер бьет не в глаза, а легонько по лбу.
Свет – смелее, но тише. Редеют толпы.
Ты для всех и ничей - городской помятый,
На маршруте нетронутом двадцать пятом:
Одиночество более интересно,
Если ты его режешь трамвайным рельсом.

В предрождественский вечер искрой ведома
От окраины к центру - по рельсам.
Дома
Полусвернута тишь. Полудышит темень…

…Вдоль трамвайных путей пробегают тени.
Богородице Дево! Тебе на радость
Я чуть больше, чуть лучше понять пытаюсь.
Если обожествляема, то – всесильна.
Возлагая бессчестность надежд на Сына,
Положила почти всю себя на карту.
Интонировав сексту, пропела кварту -
Просчиталась.
Надежды мои все те же,
На себя же – все чаще, на друга – реже,
Но теперь никогда, ни за что – на Сына.
Вы – красивы, надежны, но не всесильны,
Вы – обман.
Побросав все свои хоругви,
Я осталась – звук, да пустые руки.

Богородице Дево!
Услышь!
Давай я,
Заглушая скрип моего трамвая,
Придержав расторопно-тупые двери
объясню, почему же я Вам – не верю?
Погоди-ка минутку, я этим разве
Всем испорчу Великий и Светлый праздник?..

Ты молчишь. Я одна.
И со мной – надежды.
В боевом комплекте, все те. Все те же…

Богородица. Сын. Вера.
Это – детство.
Никому не верь. На себя надейся.

…Загибаются рельсы. Корабль прибыл
в городское море. Я здесь, как рыба.
Я для всех и ничья, городской помятый.
Исчезает в тумане мой двадцать пятый.

Кто боится толпы и пустынных комнат,
Тот себя никогда и нигде – не помнит.

Я-то думала – блеф, я-то думала – кинотрюк.
Оказалось – умею и я начинать скучать,
Только-только отнявшись от твоего плеча,
Через доли секунд, как не на тебя смотрю.
Я-то думала – господи, вот кругом дураки:
Что у них за любовь – ни выдохнуть, ни вдохнуть?
А когда предпоследний в легких закрылся путь,
Я замкнула их круг.
И я верю теперь таким,
Кто попался на крюк, на сияющую блесну :
«Я умру без тебя! ТЫ только не уходи!…»
Не умрем. Это кажется.
Сердце, ты погоди
Пепелить тело. И долбить мне, что не усну.
Ну зачем же плечу бездыханный горячий груз,
Для чего бы ему осунувшийся дурак?
Я с блесной расправляюсь, кажется, на ура.
Но, как шрам от нее, ложится на кожу грусть.

13.01.13

MEMORIA

Время дует, и жизнь уносит.
Все диаметры близко с осью:
Как заселится в волос проседь,
То потянет повспоминать.
Персонажи – ряд изваяний,
Каждой вехе – давно по яме,
Только, в общем, куда ни глянешь -
Всюду лица да имена.

Что ты вспомнишь, когда устанешь?
Боевыми гудя местами,
Город липнет к оси.
Но там нет
Никого, кто когда-то был.
Все о чем-то напоминает:
Без истории - грош цена мне.
Не довольствуясь именами,
Я ощупываю столбы.

Есть и что-то совсем под боком…
Стены близких домов, далеких -
В занавесках и стеклах окон
Тоже кое-что говорит.
Здравствуй, улица, здравствуй, площадь
и фонтана вода. Вы очень
дорогое храните.
Впрочем,
Это память моя хранит.

Чем-то в осень. Спасибо, лето.
Пять – назад, десять – рядом где-то.
Если память – моя планета,
С удовольствием поверчу.
Боевыми пройдусь местами,
Ну и что, что живого там нет.
Что я вспомню, когда устану?...
Вспомню все, если захочу.

11.03.13

Загадай, но...

Загадай, но в уме всегда придержи итог,
разделяющийся на ветки цветущей кроны:
ты-то ствол – мозг в земле, тело сильно и полнокровно,
а касается неба верхний пустой листок.

Загадай – но всегда и точно имей в виду:
пока ты тут сверяешь карты, пускаешь корни,
кто-то там, в атмосфере, смеясь, все переоформит
на свое усмотрение. Так и дела пойдут.

..Выбегаешь из дома без шапки и рукавиц,
А весна холодна, не в пример предыдущим веснам -
ну, ты думаешь – близко, быстро, я не замерзну,
и лукавое солнце ластится: «Повернись!».

Забывая к весне распирающую вражду,
шурясь, чуть не мурча, загибая под куртку пальцы,
пробегаешь над речкой – «Лето бы, искупаться!..» -
а в том доме, куда так звали, еще не ждут.

Не дошли, не доехали, может быть – день не тот?..
Нет – все правильно, правильно, холодно, лед и ветер,
рядом бодро, задиристо с горки слетаю дети,
а ты жмешься к стене, заморожена, снегу в тон.

Как назло! Как всегда. По закону, по всем статьям
с корнем «подлость». Как все вдруг лезут, когда не просят,
как, задумав ночевку дома, ты едешь в гости,
как, где ждали – не ждут, не идешь – «а мы ждали». Яд!

Загадай. Но учти – возможен другой исход.
Вот и все. Как живешь ты, законом пренебрегая?
Показалось, что ты решаешь, что жизнь другая -
а вот небо не знает, кто ты, такой лихой.

Воробьи

Задай вопрос сегодняшнему дню.
Ответь. Усни спокойно. Утром - снова.
Простая схема усыпляет нюх.
Вот были - совы, а теперь - не совы.

Вот были вроде сами для себя,
А в распорядке утопили самость.
Очнулись - а вокруг уже сидят
Воробышки.
Плечами - не касаясь.

Умывшись в луже, снова глухо спим,
К весне очнемся скудной грудой перьев.
И в легком задувании тоски
Подслушаем: "ну, кто это теперь я?.."

26.03.12

Вода

Поведи меня по воде моей,
я взгляну на то, что плывет за мной,
что идет ко дну, что уже на дне,
что еще живет, что ушло в иной.
Подержи фонарь, под водой темно,
под водой тепло - и не зря текла:
там, где видно сушу – следы от ног,
а следов цепочка отыщет клад.
Поддержи! Я в воду боюсь упасть,
и русалкой стать, без следов уйти -
неисправный луч, неудачный пас,
запыленный серый стереотип.
Проводи меня до моей земли,
покажи следы, я замечу клад.
Мой сухой песок – не чета мели:
мель на судном месте застыть велит,
по песку дорога вперед легла.

Холодная весна 2013 года

Как площадь поймала солнце, свободу словил проспект – куплет уже не поется, хотя не спет.
Легко залетает вечер в открытый на вдохе рот – я вечна, а он не вечен? Наоборот.
Как с неба сюда стекали нещадные массы вод – сильнее природа камня других природ.
Чудит облаковый леший и сыплет снег шутливый снег – ой, брешет, лукавый, брешет, дела к весне.

Говоришь, слишком близко к сердцу? А я скажу,
Что пока и жива тем, что все принимаю сердцем.
Равнодушие - паралич, смысл - смерть, бог - шум.
Жаться с ними совсем не хочется по-соседски.

Говоришь, это все расстроится, прогорит,
Мол, слова, манифесты встретятся с алкоголем -
Я отвечу: сгорит снаружи, но не внутри -
Острым лезвием спирта тело к земле приколет.

Говоришь - так и так, все строится по уму,
Все понятно и просто, а потому и скучно.
Ну а я так упряма, все еще не пойму,
Что победа над каждым днем грусти взгляда учит.

Я скажу: у меня есть время побыть живой
До того, как начну стареть и молчать о важном.
Разреши научиться позже, а то же вот -
Я уже через раз встреваю, когда кто скажет,

Я уже выпускаю меньше пернатых слов,
Подбираю замок тому, что совсем под сердцем.
Уверяю - еще есть время,
Держа под слом
Стены слов заблуждений, жавшиеся по соседству.

Мы не плохие и не хорошие.
Нас различают составы кожи и
Болезни крови. Кипит, густая ли -
Сверяем резусы, плетемся стаями.

Составы схожи – садимся рядышком,
Болезно разные – иди туда, ищи
Похожий список. Сличай диагнозы.
Частенько родственны бродяги-агнцы.

Не веселы мы, да и не грустные,
Замыслим в письмах, выносим устно. И
От формы тоже, в какой мы вынесем,
Зависят в резусах все плюсы-минусы.

У нас не счастье и не страдания.
У нас потребность как минус данная.
Чем старше паспорт, тем равновеснее,
Тем ярче надписи, тем чаще песнями –

Тем тише голос. Вся речь – цитатами.
Такие тихие, такие статные.
Мы не плохие. И не хорошие.
Читай внимательней составы кожи.

СОХРАНИ ЕЕ ТЕНЬ

Где является свет, туда примыкает тень.
Здесь улыбка и голос оставят меня без стен -
А назавтра покроет черным. И что тогда?
Будет имя на камне, дух обретет вода.

Если названа чудом – титул и впредь носить:
Обгонять самое себя из последних сил,
Невозможно отстать.
Это чудо не отстает:
Обходительно и упрямо дает свое.

Сцена, зал и кулисы – жизнь и слегка игра.
Драгоценному камню лучший пойдет огран.
Драгоценному камню – дар быть самим собой
В неоформленном споре с этой своей судьбой.

Сохрани ее тень. Всецело ее храни.
Чудо - хрупкость и жизнь, не береговой гранит.
С благодарностью вечным силам храни огонь,
Чтобы искры, как чудо, слетали и впредь с него.

И тогда...

Говорят, закаляться можно и хорошо.
Но стирает закалка внутренность в порошок.
Отупение от отчаяния берет на крюк.
И тогда становится жаль, что я не курю.
Затянулась - и выдыхаешь свою печаль,
Спросят глупость – пожать плечами и помолчать,
Мол, курю.
Жест бессловья прост и коварно груб.
Выставляя на паузу пепельную игру,
Затыкаю нутро, сорвавшееся с цепи.
И тогда становится жаль, что мне не с кем пить.
Алкоголь и хороший гость за тебя решат,
И поднимет с колен спасительный брудершафт…
Не курю. Не позвать. Не выдавить слезный звук.
И тогда становится жаль, что и – не уснуть.
Будь же проклят потуоконный безмозглый шум.
Я лежу, вглубь себя гляжу, да уснуть спешу -
И никак. Оттого, что нечего, ни к кому,
Никому, ни к чему, ни к черту.
От этих мук
Закаляется порошок. Снег летит с вершин.
И тогда становится жаль, что мне надо жить.

Солнце набралось сил и согрело камень -
целуем камень, как дар небес.
Веру, как все земное, творим руками,
себя впускаем наперевес.
Грузный груди излишек в тираж выходит,
как шарик, лопается.
А внутрь
Царь заливает массу – ну, что-то вроде
помадки, клеющейся ко дну.
Путь обретя по цели, скребем дорогу,
следы печатаем по земле.
Стоит любая вера того, чтоб трогать
остатки вещного прошлых лет.
Так, обретая нишу, душа теплеет,
почти летают основы тел.
После – как будто «до» было тяжелее -
Гораздо проще вообще хотеть.
Вера, как все земное, творится сердцем,
берет руками, хранит душой.
Вера как будто знает, куда нам деться,
и чем закрыть от излишка шов.
Вера, как все земное, проста порядком,
сложна для мысли, понятна дном.
В доме, простом и чистом, с окном нарядным
все чаще думаю об одном.
Вера, как все земное, - и быль, и небыль,
шнуры сомнений смыкает в нас.
Друг, ну зачем ты смотришь в пустое небо,
проходит важное мимо касс.
Друг, выбирай живое, садись на камень,
гляди – тут каждый вокруг живой.
Веру, как все земное, творим руками.
Давай – друг в друга.
Не тяжело.

В полотне Ван Гога побольше жизни, чем тут, во мне,
грибоедовский вальс честнее, чем все, что наговорила.
У Антона Палыча все написано, спору нет.
И не спорю, хотя и в спорах мое мерило.

В том, что было, будет, что сотворили и что потом,
меня нет. Даже больше нет, чем в соседних строках.
Я живу в сегодня, во всем величественно простом,
строю дом и верю, что вытеснит страхи стройка.

Моя вера пахнет кальянным дымом и коньяком,
у нее горький привкус пива, она холодна, как утро,
мир фиксирует взглядом и фотки скидывает на комп.
И со мной напару учится у премудрых.

И какое дело до слова «завтра», до «сорок лет»?
Своевременное настанет. Несбыточное случится.
Поживем-ка в сегодня, походим босыми по земле,
не задумываясь о датах и прочих числах.

Черновик

Жизнь протекала в комнатах, грязных стенах,
шла по пыли улиц,
шумно дышала днями, гоняла годы,
закрывала ставни.
Жизнь пролетела с теми, но вся в системе.
Мы не развернулись.
Мы не раскрыли крылья, решив, что кто-то
знает, кем мы станем.

Жизнь-то чертила буквы на А-4,
от руки, эскизом.
Буквы теснились гордо, стояли плотно,
стирались жестко.
Что-то такое мутное начертили,
сочинили тизер.
Кто нам мешал расширить свои полотна
дальше
кольев
ГОСТа?

Жизнь настрочит привет на гранитном камне -
эти бумажки быстро и смирно канут.

Утешение

Спи, набирайся света, мое дитя:
свет невозможен там, куда тьма нейдет.
Сны на границе света и тьмы летят -
сны поведут тебя окружным путем.
Путь – как тоннель: здесь тоже и свет, и тьма,
здесь и пожар, а следом, конечно, дым.
Свет – ты сама. И все для себя сама.
Спи.
А в чужом пути не твои следы.

Спи, набирайся звуков, мое дитя,
смело звучи назавтра, как марш и гимн.
Те, кто тебя по голосу не хотят,
в руку свою не вложат твоей руки,
взглядом не удостоят тебя в тебе,
с ними опасно видеть себя не там…
Кто в унисон – отбрыкается от бед.
Спи. А в чужой руке не твоя беда.

Спи, набирайся силы, мое дитя:
вялость и слабость – разве что не враги.
Сила захватит лапой любой пустяк -
только ее, пожалуйста, береги.
Только себя, пожалуйста, береги,
не превращай судьбу в безотчетный бунт.
Все были дети – будем ли старики…
Спи.
И назавтра все это не забудь.

Пять

Ночь подарила сны, подавила день,
днем не найти покоя и сна нигде,
вечером обостряется перегрев.
Темный, натужный, выпотрошенный мир.
С толку сбивает темень – поди пойми,
то ли ты – запасной, то ли ты - в игре.

В квесте героев нет, только имена.
Вот потому я в темени и одна -
то ли их всех и нет, а быть может – спят.
Как чернота надуется изнутри,
имя на языке превратится в крик -
имя, заместо: «Мама!», когда мне пять…

Кажется, что мне снова всего лишь пять:
ангел из хрусталя, да, ни дать ни взять,
девочка, испугавшаяся Ягу.
В пять я в слезах всегда обнимала мать.
В двадцать один мне некого обнимать,
только позвать.
Беззвучно позвать могу…

Дело не в ночи, не в снах и вообще ни в чем.
Вроде, обжегшись, делаешься кирпичом -
огнеупорной плиточкой в кладке стен.
В лоб одного из тысяч упрешься лбом.
Только удар наотмашь, как нелюбовь,
в крошку тебя рассыпет, пустив кистень.

Только удар тяжелый и напролом
даст тебе знать, что ты – не кирпич, а лох,
маленький кустик в диком густом лесу.
Не защищен от пятки людской ноги:
кто-то наступит мягко – и ты погиб,
ты, понимающий вроде такую суть.

Кажется, с каждым годом ты все сильней.
Вот она, ты – ей пять. Побеседуй с ней.
Вы беззащитны, хрупки, нежны, и лес,
лес окружает вас и пугает тьмой.
Хочется к маме, к маме бежать, домой.
Кто твоя мама? Ты.
Где твой дом? Он – здесь.

То, что знакомо нам, то и всего милее,
то – всего основа.
Все, что ни сделаю, если не пожалею,
пожелаю снова.

Снова – открытия, снова – мой детский опыт,
и букварь, и пропись.
Первые дружба, любовь, и ремень на попе,
и смешная робость.

Все, что впервые случается, судит строго,
но свежо и смело.
Сила – не ведать; но видеть, внимать и трогать,
просто делать дело.

Знать – неспокойно спать, двигаться тяжелее,
становиться тверже.
Я ни о чем, что сделала, не жалею .
И желаю – то же.

Speak

Говорите проще! Многие станут ближе
и поймут точнее, точно и вам ответят.
Очень часто образ сложный бывает лишним,
как в счастливой паре громко влюбленный третий.

Говорите меньше! Многое станет чище.
Пирамиды слов оставьте пустыне жанров.
Многословный дым набился в сосуд - и вышел,
а в осадке все погорело, как при пожаре.

Говорите честно! Многое станет проще.
Успокойте совесть, если ей некрасиво.
"Не родись красивой"...
Думая о хорошем,
говорите же - честно, просто, немного, сильно.
17.05.13

Танго белых ночей

Вечер растянут ясностью неба.
Не спит фонарь,
треплется до рассвета с пятном за тучей.
Вечные ночи, белые ночи. Июнь без дна;
бездна ночей и учит ее, и мучит.

Нежностью неба, свежестью ветра и черных вод
полнится там, где жмется одна усталость.
Что износилось, что-то украли, сожгли, и вот -
пересекая мост, повторяю танец.

Танец для пары, танец объятий, скрещенных ног -
версия для одной.
Ей и то осталось -
Крыши; подвалы; реки по градусы, мир иной
и вот этот танец.

Шаг - объявляет выход из тени, проверку сил;
два – закрепляет место в потоке общем;
три и четыре – прямо и смело, слегка курсив;
пять – завершает, шесть – вот и стой.
Так проще.

Мы выбираем – то ли по кругу, а то ли – вне.
Либо ведет любовь, либо бьет усталость.
Бездну и пустоту побеждает в ней
одиночный танец.

О море mio

А все эти бесконечные мысли о море,
"А на небе только об этом и говорят" -
Тонкая ниточка в одном большом разговоре,
Держащая туговатый петельный ряд.
А как это - все про воду, о земле и ни слова?
Что пока еще мы не держимся на воде,
Но по земле шагаем и носом ловим
Запахи, принесенные с "лучше-где".
И спицами красоту тишины протыкая,
Безотчетно изъяв все важное из петель,
Крутим еще одну ниточку: "Жизнь такая,
А не мы такие, что вроде - как - и - не - те".
Так за зиму навязали мы впрок по жилету
И узором грубым вывязали волну.
С галькой и бризом-призраком вышли к лету.
Ну?..
А все эти разговоры недорого стоят.
У меня вот такое море сейчас внутри -
Словно стекалось там медленно непростое;
И говорит.
А прошлое - все такое же море без края;
В предстоящем разлито более ста морей.
Властной метафорой решительно отбирает
Стихия спокойный сон, не дает гореть,
Чтоб все эти бесконечные мысли о счастье -
"Там, где нет нас..." - не смели ранить и бередить.
В водах тяжелых, мутных деепричастий
Если съеду с ума, то - так, не предупредив.

31.05.13

Silence

Мы в опасности – те, кто знает, что суть – не смысл,
что никто никому не должен – ни друг, ни враг;
те, кто с каждым вопросом бездну ответов вызнал,
кто ни людям, ни самому себе никогда не врал.

Понимает – не видит в розах, не слышит басен,
много смотрит по сторонам и почти молчит,
очень добр к другим.
Но сам для себя опасен.
Тем, что к жизни уже ни поводов, ни причин.

Я – не повод.
Они – не повод.
Мы все - не повод,
задержаться еще на время, стоять в дверях.
Ты попробуй растолковать хоть кому тупому,
что не всем можно верить -
правду не говорят, -

что не кто-то волшебный дарит живые силы,
что ты сам так скомандовал: строить - отдать под слом.
Много слов – где по делу мало произносилось,
тишина – там, где что-то важное проросло.

Тишина – там, где мысль; где приглушенным стоном
повторяется грубый, горький, стальной мотив:
«Остается простое, радостное простое;
одинокими как явиться, так и уйти».

Сколько раз прошумело крыльями «вот, спасти бы…»,
столько раз оборвалось.
Рукопись сожжена.

Приглашаю к жизни робким своим «спасибо».
Я - не повод. Никто не повод.
И тишина.

Говори! Я не слышала лучших других историй,
Я не видела больше дела в привычных жестах.
Насмотрелась – и вот, почти перестала спорить,
И уже не желаю красочных бурных шествий.

С благодарностью за орошение скудной почвы
Обращаюсь, как будто воздух узнает адрес.
Нам осталось молчать и дослушивать, кто что хочет,
Потому что уже на хвост наступает старость.

Кто придумал тоску невозможную, той же силы,
Кто придумал неясный страх потерять и выпасть?
То, что страшно, - внутри, а лезть туда не просили,
А бери-ка ты то, что друг добровольно вынес.

Надоело давно грусть и горечь менять местами.
Где был Бог, когда мы страдали?
Он был не с нами.
Мы не спали, но, да, - все равно закрывали ставни,
и никто не узнал, на какое смотрели знамя.

Я боюсь не того, что однажды тебя не станет.
Я боюсь, что об этом вовремя не узнаю.

Как же странно: свои ошибки
невозможно простить другим.
Путь чужой не принадлежит нам.
Посторонние маяки
подзывают к твоим же граблям -
и не жадничай на удар.
Кто на опыт себя ограбил,
не поймет: а ему куда?

Как же странно: когда нам страшно,
мы мешаем другим идти.
Наставления эти наши -
надоевший давно мотив.
Так родители драли в детстве
за проказы в чужих дворах…
Страх - не право запрета действий,
страх и сам не имеет прав.

Как же странно: любви желая,
мы не учимся у любви -
и, как модница пожилая,
очень глупый имеем вид.
Как, наверное, нелегко ей;
а, быть может, все страхи спят…

Полюби и оставь в покое.
Только не оставляй себя.

Замок

Что мне делать с твоей бедой? Прогонять ли, нянчить, переставить слова, чтоб выглядела иначе, превратить неумелым жестом в упругий мячик
и забросить в соседний выцветший огород? Отобрать у тебя, присвоить, носить в кармане, чтобы чувствовать, как тебя эта гадость ранит - подсказала сама себе. Ни ума, ни дна нет. Чья беда – тот и отвечает за поворот.

Что мне делать с чужой бедой? Со своей и прочей разговор, хоть и сильно резче, куда короче, а у этой беды такой непонятный почерк,
что, пока разбираешься, смоет весь текст слезой. Прочитать бы бумажку, выбросить в дальний угол… Начертание непривычное в сложных буквах -
искаженные болью линии вне науки; на красивой картинке мира косой мазок.
Не моя – но такое дело, что не чужая, и мою протыкает кожу бесстыдным жалом, не дает мне прохода, радоваться мешает, пробивает грудную клетку и дышит в такт. Заливает одну из камер горячей лавой. Кто такая? Какой-то всадник, урод безглавый. Если кто посторонний - я справилась бы, смогла бы, а теперь не прощается, если вдруг что не так.

Что мне делать с самой собой? Отойти подальше, заточить свой упрямый тоненький карандашик и писать, как обычно, как получалось, даже
если жанр диктует список иных метод?.. Притвориться опорой, целостью, монолитом, подносить сигареты, виски, коньяк элитный, вечерами твердя спасительные молитвы?..
Все не то.

Даже если беда живыми глядит глазами, неэтично соваться без приглашений в замок: пост у каждого свой, твой собственный тоже занят, и обязанности выдумывать ни к чему. Что ни делай с чужой бедой – так, про между прочим, не исправишь усердной болью прибитый почерк. Если можешь – согрей. Не можешь – желая очень, помогай возрождать родную величину.

О поэтах

Поэту десять.
Поэт рифмует «траву» с «дровами»,
«немножко» с «кошкой».
Ну, в общем, пробует слог и ритм.
Он замечает, что мир отзывчив, и воспевает
все, что ни встретит,
все то, что хочет с ним говорить.

Поэт в пятнадцать откроет тайну
любви и крови,
запретной страсти, бессонной ночи, «ушла» - «ушел».
Он весь – как провод, безкожный провод, искрист, неровен,
кругом все – плохо, а что не плохо – то хорошо.

Поэту двадцать.
Поэт – певец ярких чувств, свободы,
полночных бдений, сомнений, снов;
автопортретист.
Он никогда не ночует дома на ночь субботы
и разберет тебя по частям, как ты не рядись.

Поэту двадцать.
Он мастер рифмы и ас метафор;
забыта кошка, «немножко» выкинуто в ведро.
Заветным окнам и занавескам свой долг отдав, он
их называет «глаза печали моей».
Остро!

А после…
после поэт взрослеет и тяжелеет,
в его творениях поселяются дом и смерть.
Метафор власть залила подошвы дешевым клеем,
и тут вот надо же как-то выровняться, суметь.

Поэту тридцать.
На смену думам приходит опыт,
на смену выдумкам – ход историй в кругах людей.
И он в опасности: если жизни мышиный топот
отчетлив, ясен, то
пыткой выскользнет новый день.

Поэту сорок.
Какая цифра для новой жизни!
Какие сроки для разлиновки пустых листов…
Поэт страдает. Он все, что вымолил, перечислил,
он устает. Он от жизни полный, со слов – пустой.

Пройдет по кругу
к траве с дровами.
Смотри - в стихах нет
петель да искр.
Простое, емкое, все – как есть.
Поэту счастье
сказать – и выпасть,
прочесть – и кануть,
воскреснуть в томиках, песне, шепоте;
перечесть.

...бы

Родилась бы в срок – и мне было бы тридцать лет.
Родилась бы с тем – не узнала б себя сейчас,
но была бы целой, не то, что теперь – как часть.
И была бы старше – вела бы себя смелей.

Не была б дурна – и не прятала бы лица,
не была б одна – поделилась напополам,
Родила бы дочь – не курила бы, не пила,
подрастал бы сын – удержала б его отца…

Как частица «бы» ни мешает, вода течет.
Берега свои от нее бы мне уберечь!
Не была бы я – так и не было б этих встреч.
Не встречать тебя бы…
Так целая жизнь – не в счет.

Времени нет

Выдержу ли прогон бесконечных пауз,
или доверюсь черту, как доктор Фауст -
что же я увязалась за списком дат?
Времени нет.
И не было никогда.

Ждать не должно быть страшно.
Зайди в кулису -
ты потеряешь зал, но отнюдь не смысл.
Так написалось – акт не один: их три.
Ждешь новый выход – сядь и перекури.

Сколько бы профиль в темном окне ни ерзал -
за сигаретным дымом не видны слезы.
Времени, правда, бездна.
Дыра без дна.
Мир увеличился, раз ты сидишь одна.

Жить не должно быть больно.
Допустим, пламя
нас завлекает огненными делами -
так отстраняйся, пламени не служи.
Это огню работа, а нам не жизнь.

Передыхает пепел в покрове дымном.
Ночи стали холодными – я остыну.
Сядь, Мефистофель. Просто поговорим.
Времени нет…
зато есть дыра внутри.

Дымный тамбур. Струятся слезы. Но - не мои:
Плачет девочка, пряча личико в капюшон.
Проводница, как обездушенный конвоир, -
Знак того, что вопрос разлуки совсем решен, -
Повторила не раз, не два что-то про вагон,
Предложила дешевый чай, принесла белье...
Плачет девочка. Без нее или без него -
Без кого-то тоска по горло ее зальет.
Носом шмыгая, затянулась. Строчит уже
Несомненное и кричащее смс.
Улыбаюсь: я проживала такой сюжет;
Проживала - с потерей дна, переменой мест...
И сейчас проживаю. Медленно, изнутри,
Не давая тоске разрушить свой потолок.
Вот мы обе струимся в тамбур, чтоб закурить.
Я не плачу. Ну, что поделаешь - heart is locked.

6.08.2013, поезд Санкт-Петербург-Самара

Где бы ни был ты, все, что носишь в себе, с тобой:
И тоска твоя, и любовь твоя, и плейлист,
И герои книг, говорящие вразнобой.
Ты бежал от них, а они за тобой плелись.
Ты бежал от всех; эти «все» у тебя внутри
Завели свое беспорядочное жилье.
Ты плутаешь там – по сетям не своих интриг,
Не своих оков.
Чье угодно, но не твое.

Где бы ни был ты, все, что помнишь, бредет след в след,
Издевается, наступая на ту же грязь,
Чемоданом в пуд налегает. Хоть ты ослеп,
Хоть какая жизнь в чехле твоем завелась.
Точно лишний хвост, помешает пойти, взлететь;
Как зеленый змий, застилает твои глаза…
Где бы ни был ты, где-то рядом двойник и тень
Выйдут на тропу, проберутся на твой вокзал.

Как ни ездил ты в поездах, как ни шел пешком -
Где покой, где свет?
На обратном пути к себе.
Не бери с собой опостылевшие семь бед,
Двойника и тень в прошлогодней оставь листве.
Забирай с собой только то, что желает жить
И тебе дает уловимый, святой покой.
Где бы ни был ты, все, что носишь в себе, держи.
Потеряешь – и позабудешь,
кто
ты
такой.

12.08.13, поезд Самара-Санкт-Петербург

Ветер бродит по городу,
как шальной,
усмехается в бороду.
Надо мной.

С нарастающим ужасом -
по дворам.
Где же, где твое мужество,
генерал-

Губернатор отчаянных
стоп-минут?
Страхи эти случайные
не минут,

Боли эти сердечные
не уснут:
с ветром гнут меня вечером,
как сосну.

Гнется ветка. И трещины
скрип-поскрип.
Вот простые же вещи, но
крах внутри.

Гнется ветка. И – холодно.
И – болит.
Генерал! Вы так молоды
для мели…

Лето – старая шляпа с очень широким полем,
дождь без зонтика, светотени и отпуска.
Ждали сочное солнце: нас захватило – голых,
бросит - голых же
в дым
осеннего марш-броска.

Лето – длинные сутки;
лето – тройные страсти;
прожигание, выжигание, ночь-как-день.
Я устала – но и подумываю: украсть бы
день из лета, а то как - «осенью-все-не те».

Лето – пятница пятниц;
август – как воскресенье:
ожидание, выжидание, строгий сон.
На порог «тридцать первое»
пустим ли
дождь – осенний?..
Проходите! Я в осень – кукла мадам Тюссо.

Дело в том, что

А дело не в них.
Все дело - в тебе самом
и в том, что ты сам себя не растил с умом,
и в том, что боялся ярче себя разжечь.
Завязывай с завистью, злобой.
Пора уже,
Пора бы взрослеть. Пора бы постичь покой,
пора бы уж беспорожной потечь рекой,
пора бы уже не в детство, а в море впасть.
Да ты уже понял: есть и такая власть
в тебе, у тебя.
Утянут тебя на дно
не стрессы, не босс, не власти и не вино -
но страхи и боль.
Кого ты нашел на дне?..
..Любви ни вокруг, ни рядом в помине нет.
А дело не в них.
Все дело - в тебе самом.
Кто сам на себя повесил такой замок?

Парашют

Ночи и дни
мяли меня, как могли.
Я и теперь все еще мнусь и гнусь.
Мой материал – тексты несложных молитв -
мягкий;
зато – знаю все наизусть.

Ночи и дни
я размышляю о тех,
кто – моя часть;
очень живая часть.
Мысли мои выжили бы в темноте,
если б могли
утром в окно стучать…

Ночи и дни,
бодрствуя и во сне
за свою часть
плачу или прошу:
если сейчас счастья в помине нет,
пусть где-то над
вылетит парашют.

Думай, что делаешь.
Но не думай, зачем живешь.
Чувствуй, что чувствуешь, и еще – каждый новый день.
Сила не в «правильно».
В дружбе с собственным миром – мощь.
Мощная – вечная.
Пережившая сто смертей.

Мягкими крыльями
поднимай себя из болот,
как ни печалилась, что возвратность – последний шанс
не выживание;
к невозможности расколоть,
к праву отчаянных – лучше, крепче встать, не держась.

Полными взглядами
без оттенков сиротства, лжи,
смелыми жестами без претензий на широту
ставь препинание.
Бесконечно строка бежит -
думай, что пишется,
пока рукописи растут.

Зная, чем кончится;
понимая, когда финал,
чувствуй, что чувствуешь, только в точку слезу не лей.
Ради конечного
ты – того, тот – тебя узнал.
Но настоящее
наполняет подвалы лет.

Стекло

Сумрак лезет в бутыль. И пробке не удержать
Неподвижно жидкость: брызжет фонтан наружу.
Потому что кто-то целость стекла нарушил,
А потом будет склеивать.
Где у него душа?..

Ты сидишь у окна и требуешь прекратить:
Драматичность акта план перевыполняет.
Ты терпел и долго думал, что мысль иная
Не позволит понять, что ты у себя один...

За тобой по пятам тень Гамлета побежит -
Не готовься к смерти: день новый бьет наотмашь.
Потому что это - слишком большая роскошь:
Самому выбирать, когда прекратится жизнь.

9.09.13

Канат

Робкие пальчики
нащупывают канат.
Есть – не иначе как -
какие-то «под» и «над».

Руки раскинуты,
поддерживают баланс.
Есть же какие-то
параметры внутри нас?..

Взгляд сфокусирован,
направлен упрямо внутрь.
Если - с усилием,
то силы тебе вернут.

Можно надеяться
на крепость летящих рук.
Ярче, виднее цель,
как если тебе не врут.

Стопы расстроены,
раскачивают канат.
Стройные, строгие
держащие «под» и «над».

Стой! Не раскачивай.
Сорвешься на полпути.
Пропасть – заманчива.
Но где там, куда – ходить?..

Круг

Вязкий онлайн - как длинный и шаткий мост.
Он
напоминает: слаще общаться устно,
с глазу на глаз. О том, что нам не известно,
а что понятно – можно и умолчать.
Что я сижу здесь и уменьшаюсь в росте,
груз принимаю: тоннами мысль.
А груз-то
давит меня, как пальцы сырое тесто.
Взрослый с ребенком режутся на мечах.

Свет монитора строго по партам роздан,
мир наполняет чаем и хлебным хрустом.
Все как обычно.
Кто написал? Невесть кто.
Перерождаться следует по ночам.

Можно представить - было бы слишком просто,
если бы часто не становилось пусто,
если бы каждый вслух указал на место,
если бы честно вызвался отвечать.

Вязкий онлайн…

Молчание – знак согласия и любви.
Нежданный и незаметный, смешной на вид,
улыбчивый, добродушный, забытый знак.
Какая в нем идеальная новизна,
какой неподдельный, точный сердечный ритм.
Глаза говорят в молчании.
Свет горит
в той комнате, где живет часовой любви,
из окон которой
самый
согласный
вид.

Рука моя – знак согласия и добра.
Готовая пыль и горечь смахнуть, собрать
и выбросить.
А ладони так горячи -
как быть им с добром холодными, научи!..

Глаза говорят.
Ладони горят.
Как знак
Согласия.
О котором ты должен знать.

Новый год личной жизни снова не за горами.
Месяц до вылетает тонким стеклом из рамы,
Слово неосторожное - бесит, сжигает, ранит!..
Многотонные пушки выстрелили внутри.
Вот и клонит к земле, как древнюю башню в Пизе.
Что ты делаешь, что ты делаешь, возраст! Изверг!..
Нажимай на себя, включайся, как телевизор,
говори.
И тебя не слушают. Говори!

Ты в эфире. Вещай о том, что еще вот - прожит
Утомительный день, влепивший тебе по роже,
Ты ему - обе щеки. Усталость! Покорность - тоже.
Ни обиды, ни злости.
Так, пустота и грусть.
Я порадуюсь, если за руку кто подержит,
А отпустят - все те же страхи, и мысли - те же:
То, что лучше, должно - конечно! - случаться реже.
А кому рассказать, как горестно я плетусь?..

А кому рассказать, что видимость - не реальность,
Что, когда я молчу, мне трудно стоять, не каясь.
Я стараюсь казаться сильной, всегда стараюсь!
Всех устраивает: поменьше в яслях детей.
Так смешно, как лет в пять напялить большое платье...
Но и мало тех, кто с собой беспрестанно ладит.
Меня хватит. Меня на многое точно хватит,
Если, не побоявшись солнца, не лягу в тень.

..Не в прайм-тайме твоя потешная передача:
Кто сидит в инстаграме, кто в баре, кто спит.
А значит,
Жизнь твоя в нарративе - мелочь от крупной сдачи.
Ну, разбросана по карманам, а вдруг чего.
А вообще - безысходность, правда, копейки стоит.
Улыбаться, идти навстречу - куда достойней.
Я люблю, я иду!
За жизнь зацеплюсь... постой-ка!
"А кому рассказать?" - вопрос самый ключевой.

5.10.13

Дом

По домам.
Мы пожали руки и обнялись,
Мы заткнули уши и зашагали прямо.
По домам!
Под ногами жесть, впереди - вся жизнь,
Без проекций, бликов мрачная панорама.

Кто ты - в час
Между дверью дома и той рукой,
Чье тепло на пальцах собственных не остыло?
Не успел
Притвориться камнем, рекой..
Другой.
До какого фронта и из какого тыла?..

А потом -
Кто такой приходит в затихший дом,
Автоматом ноги в тапочки продевает?
Кто ты здесь,
И зачем не тот, кем казался до
Неживых объятий сложенного дивана?

Вот теперь
Ты подумал, верно: здесь, как в аду;
А когда-то было лучше, и не случайно.
И ни с чем
Не сравнить страдание и беду,
На волне которых тело твое качает.

День за днем
Копья гнут в круги свои мастера,
Переделывают, затягивают потуже.
По домам
Разбрелись за тем, чтобы умирать,
а других не слышать.
Только себя и слушать.

8.10.13

Мне желали успехов. Везде и всегда. Во всем.
Я кивала и улыбалась, благодарила.
Может, взрыв пожеланий преграды и разнесет:
Как ворвусь в день грядущий – сильной, ширококрылой!..

Мне желали здоровья. Такого, чтобы – как сталь:
не ломаться, да не гореть, да не рассыпаться.
А была бы я сталью…
Но друг ваш – уже устал.
Собирает с трудом, подклеивает свой панцирь.

Мне желали открытий, познаний.
Чего еще,
как не этого я сама бы себе желала?
Перемены во внешнем без жизни внутри – не в счет;
Это – мало.

Мне желали и счастья. На миг и на век. На жизнь.
Соглашалась и принимала, как будто – правда:
пожелают – и будет.
С покупкой домов, машин,
сбычей мечт, карнавалом дружбы, любви парада…

Так хотелось поверить, как некогда – крупным сми,
что здоровье и счастье из космоса льются густо.

Оказалось, что счастье
зависит от нас самих,
И при мысли о нем становится только грустно.

Привыкая

Человек состоит из характера и привычек.
На характер влияют гены, свой дом и климат,
а привычки сложили опыт и люди рядом.

Люди рядом – такой же опыт, как и привычки:
мы привыкли смотреть на тех, с кем похожи в общем.
А еще – мы не можем не подражать кому-то.

Даже фильмы и книжки – опыт, опять – привычки:
мы привыкли смотреть, читать, размышлять об этом,
замечая по ходу себя на страницах, в кадрах.

Так по рельсам и тропам катаемся, привыкая,
приучая себя к повторности лиц и действий.
Поискать бы себя за границей привычек!..
Но ведь
Человек состоит из
сильнейшей
привычки
к жизни.

Том первый

Вот не думала я, с чего до сих пор жива,
А профессор навел на мысль и разжевал:
"Человек - это текст, и все, что он говорит,
Очень важно, но всем встречалось не раз, не три...".
Человек - это текст: страницы готовых фраз.
Это было до нас, придумано раньше нас...

Я жива, потому что очень люблю читать.
Потому что сама - писателям не чета.
Потому что питаюсь силой хороших книг.
(Мой читатель исправно скучный ведет дневник).

Мы исписаны в рост: слова - с головы до пят.
Кто готов - прочитать других, дописав себя?..
Стать партнером по тексту, пару отдать страниц?
Как, читая, понять, зачем они - береглись?

Я готова, мой друг, читать тебя, вжиться в текст,
И на полке поближе к сердцу одно из мест -
Из уютнейших мест - отдать.
Ты - заветный том.
Не отложишь тебя ни на ночь, ни на потом...
Ты, прописанный так, что нервно дрожит "Улисс",
Передвинул всех "до" на пару позиций - вниз.

Было множество книг, и полки мои - притон.
Вот и кажется: так не ждал никого никто,
Но - все было.
И ждали - также, любили - так.
Я читала про них.
В себе развела бардак...
Потому что - сюжетов море, героев - сонм.
Я, читая, живу, и времени нет на сон.

И - какая она неровная, эта жизнь!
То ни слова, ни смысла не было.
Вдруг - нашлись.

28.10.13

И кому отослать благодарность за то, что можно
Удивляться тому, что было уже открыто,
Что не раз поражало сердце, вросло под кожу,
Но вот - снова и снова сыплется, как дары?..
Тот,
Кто придумал сокровища, спрятал под безделушки,
Не учил, как искать, но дал нам глаза и голос,
Нашептал, как нести, чтобы чудо не раскололось -
Ничего и не мог придумать нарочно лучше.

7.11.13

Сколько времени? Треть от жизни,
Половина? Часть.
Не хочу и хочу, кажись, в ней
Биться, не учась.

Сколько времени жду троллейбус
И друзей в метро?
Я себя отдам, не колеблясь,
Если ты - не тролль.

От подземного перехода
До ключа в двери.
Время... Разве что - время года.
Минус лето - три.

Год казался таким хорошим,
Полным сочных дней.
Я рассказываю о прошлом,
А меня в нем - нет.

Может, что-то напутал автор,
Сократил на треть.
Все подумываю про завтра,
А оно хитрей.

Сколько времени?.. Стрелки - в ящик,
Утомивший шум.
Нахожу себя в настоящем...
И не нахожу.

22.11.13

Где ты, мой день? Вот пришел - и мгновенно скрылся, и не успела руку твою пожать. Вторник бежит за субботой безумной рысью, и понедельник мчится, как на пожар. Встать по часам, прочесать вместе с ветром город, в мыле улечься в скомканную постель - где ты, мой день? Ни тепла в тебе, ни опоры, - ветер, дела, да копии лиц и тел.

"Вечный покой" - что такое, с чего вдруг снится? В песне приврали. Мастер, возьми с собой. Пауза, сон - в уравнении игрек с иксом; числа известные чешут гитарный бой. Шум, беготня - как себя не забыть при этом, как тут - прожить, обдумать и отдохнуть?.. А хорошо - когда будешь ты бабкой/дедом, внукам сольешь историю не одну.

Быть ли, не быть - нет минуты таким вопросам. Все успеваешь - быть; не успеешь - быть, чтобы успеть. И не то, что бы мир был розов - высятся цели. Красное видит бык. Времени нет пострадать, непрерывно думать что-то одно. О ком-то таком - одном. Мысли и действия в ритме - большая сумма. Кто бы нарушил ритм золотым пятном... Сумму разбить на слагаемые в порядке, дать им отчет, окликнуть по именам. И на себя - оглянуться, поставить в ряд и поговорить о всходах и семенах.

Знаешь ли ты, что вот это тебе подходит, или себя не выслушала еще - выхода нет: растворяйся в глазах напротив, шагай на один и три и на каждый счет. Слушай себя, когда в трубку бубнишь ответы, смотришь на небо, ловишь губами снег. Корни деревьев, стволы и изгибы веток - вместе. Похожи мы на них, разве нет?

"Есть только миг". Если времени так уж мало, дни расторопные лучше б притормозить. "Здесь и сейчас" - вместо "что это с нами стало"; "лучшие дни" - вместо кислого "what was it". Где ты, мой день? Я встречаю тебя иначе; я не спешу, и ты не летишь. И так вечный покой мне не цель уже, не задача. Времени мало. Можно и полетать.

15.12.13

Это мы

А что это?
Это - дрожь.
А вот это - застывший взгляд.
Наверное, это я. Но уверенной быть ни в чем
Нельзя.
Я смотрю на вас. Так мне, кажется, жизнь продлят.
Мне кажется, так она безболезненно протечет.

Мне кажется, я живу, потому что вы все - во мне.
Наверное, вы есть я, отразившаяся.
Мы - блеск.
Я вижу вас в золотом. Даже там, где просвета нет.
И знаю - так не бывает, так же выглядит только лесть...

Но что это?
Это - боль.
А вот это - слеза и хмель.
Наверное, это мы, утомившиеся от бед.
Уверенной быть нельзя: кто и что рассказал и спел -
О худшем мы все молчим. О, все худшее мы - себе.

Но как это - бой внутри?
Утомившая нас возня?
Зачем это нам - болеть? И занозу держать внутри?
Тут надо бы объяснить, но не хочется объяснять.
И хочется рассказать, но не хочется говорить.

Как быть, как жить, с собою - общаться,
Смотреть вперед, никак не - под ноги?..
­Мы ничего не знаем о счастье
и ничего не знаем о Боге.
Не потому, что не были с ними,
не потому, что не замечали.
Они же - здесь, они же нам снились,
живут внутри, в конце и в начале.
Идут след в след, обгонят - внезапно,
Подбросят вверх, опустят на землю.
Мы ничего не знаем про завтра,
но ждем и верим.